Раньше я смотрел на людей, открывающих ключом парадные двери на центральных улицах, с каким-то трепетным чувством восхищения. Без капли зависти, я всегда обращал внимание на то, как они были одеты и как держались. Забыл сказать, что дело-то было не у нас, а в каких-нибудь Европах. Это у нас всюду подъезды, и выходят их двери в подворотни, или, в лучшем случае, дворы с наркоманами в песочницах. В Европах же, по традиции, это именно парадные, из которых эти достойнейшие люди сразу же попадают на Хай Стрит какого-нибудь Саутгемптона. В Саутгемптоне, впрочем, я никогда не был, зато бывал в Брюсселе и Стокгольме, Париже и Франкфурте-на-Майне, и даже в почти родном Абердине, что на Северо-Востоке Шотландии, я видел этих уважаемых и почитаемых, с уверенной походкой и нарисованной улыбкой жителей квартир с окнами, выходящими на главную улицу.
И вот, через много лет, когда за плечами у меня годы работы на корпорации, вокруг шеи повязан шерстяной галстук, а пье-де-пуль моего пиджака негромко подчеркивает всю абсурдность ситуации, я и сам выхожу из такой парадной двери, небрежно обернувшись едва пройдя несколько метров. Не это ли то? Нет, не это. Как бы мне ни хотелось, в этой истории нет ни капли удовлетворенности. Ни в самих подъездах, которые как ни назови, все равно останутся вонючими лестничными клетками, ни в шерстяных тканях и перламутровых запонках. А есть только разрушенная по ужасной случайности загадка.